Отчим города - «Стиль жизни»

Назначение Никиты Хрущева в начале 1930-х первым секретарем Московского комитета ВКП(б) дало ему возможность регулярно лично общаться с Иосифом Сталиным, стать «своим» у вождя и его ближайшего окружения. С Хрущевым во многом связаны дискуссии вокруг разработки плана реконструкции столицы, появление на ее улицах троллейбусов и строительство метро.

Руководство Москвой оказалось трамплином для дальнейшего взлета будущего разоблачителя культа личности, при этом на пике репрессий сам Хрущев твердо поддерживал генеральную линию партии и требовал от коммунистов самим выявлять «врагов народа».

Столичная карьера провинциального функционера ВКП(б) средней руки Никиты Хрущева в Москве — во многом следствие случайности. В 1929 году он попросил направить его учиться в Промышленную академию, где намеревался получить востребованное в те годы инженерное образование. Если верить самому будущему советскому лидеру, в академию его приняли по протекции. «Пришлось мне побеспокоить Кагановича (он был секретарем ЦК) и попросить, чтобы ЦК поддержал меня. Я добился своего: меня поддержал Каганович, и я стал слушателем Промышленной академии»,— напишет он позднее в мемуарах.

Однако инженерного и управленческого образования Хрущев так и не получил, окунувшись с головой в партийную работу и борьбу с оппозицией. В начале 1931-го его избрали первым секретарем Бауманского райкома партии, а через полгода перевели на ту же должность в другой столичный район — Краснопресненский, что считалось повышением: благодаря революционным заслугам 1905 и 1917 годов район в неофициальной иерархии райкомов стоял на первом месте.

Быстрый рост Хрущева, вероятно, объяснялся его личным знакомством с однокурсницей по Промакадемии — Надеждой Сталиной-Аллилуевой. Переехав в Москву, Хрущев не раз гостил у Сталина, обедал в семье вождя и в общении комплиментарно отзывался о вожде и его жене. Уже в феврале 1932 года Хрущев становится вторым секретарем Московского городского комитета партии. Пост первого секретаря занимал тогда один из ближайших соратников Сталина — Лазарь Каганович.

Учитывая загруженность первого лица столицы делами в ЦК, именно второй секретарь Никита Хрущев вместе с председателем Моссовета Николаем Булганиным в основном занимались городскими делами, в том числе обеспечением Москвы продуктами и товарами повседневного спроса. «Приходите обедать, отцы города!» — шутливо приглашал их Сталин. В 1934 году Хрущев стал первым секретарем МГК, а в марте 1935-го, когда Кагановича назначили наркомом путей сообщения,— первым секретарем объединенного Московского комитета ВКП(б), контролировавшего помимо города и Подмосковья Рязань, Тулу и Калугу.

Население Москвы в 1926–1939 годах увеличилось с 2 млн до 4,1 млн человек — в основном за счет миграционного притока.

Быстрому росту числа жителей не отвечала инфраструктура столицы. Средний размер жилой площади на человека снизился с 5,6 кв. м в 1928 году до 4,2 кв. м в 1934-м и сохранялся на этом уровне до 1940 года. «Понаехавшие» ютились в бараках, самострое, в разделенных комнатах и коридорах старых домов и в подвалах.

Хрущев признавал в мемуарах: «Москва того времени была городом с довольно отсталым городским хозяйством: улицы неблагоустроены; не было должной канализации, водопровода и водостоков; мостовая, как правило, булыжная, да и булыга лежала не везде; транспорт в основном был конным… Мы много строили. Строительных рабочих вербовали в деревнях и селили в бараках. В бараках люди жили в немыслимых условиях: грязь, клопы, тараканы… а главное — плохое питание и обеспечение производственной одеждой. Да и вообще нужную одежду трудно было тогда приобрести. Все это, естественно, вызывало недовольство».

Платный туалет от Сталина

Московским властям приходилось решать комплекс сложнейших проблем: формировать новый облик столицы социалистического государства, спешно развивать инженерную и транспортную инфраструктуру, возводить фабрики и заводы и одновременно заниматься очищением города от «антисоветских элементов». Погружаясь в мегапроекты, «отцы города», бывало, упускали мелочи. Хрущев вспоминал, что однажды Сталин пожурил его за… недостаток туалетов: «Даже "по-маленькому" люди бегают и не знают, где бы найти такое место, чтобы освободиться. Создается нехорошее, неловкое положение. Вы подумайте с Булганиным о том, чтобы создать в городе подходящие условия. Потом Сталин уточнил задачу: надо создать культурные платные туалеты. И это тоже было сделано. И все это придумал тоже Сталин».

Хрущев признавал, что городские власти часто игнорировали протесты архитекторов и защитников памятников старины против сноса исторических зданий, мотивируя их необходимостью промышленного и жилищного строительства, транспортными нуждами. Впрочем, самый громкий снос 1930-х — взрыв Храма Христа Спасителя 5 декабря 1931 года — произошел до того, как будущий глава СССР занял ключевой пост в столичной табели о рангах.

Отзывы о его кураторстве при возведении метро противоречивы. В официозной книге воспоминаний один из руководителей строительства Егор Абакумов писал: «Товарищи Хрущев и Булганин во время частых личных посещений сделали немало практических указаний на одном из самых тяжелых участков нашей трассы… они указали нам, как применить здесь социалистические методы работы, давшие огромный эффект».

В действительности отношения между Хрущевым и строителями были небезоблачными.

Историк Кирилл Абрамян в книге «1937-й год: Н. С. Хрущев и московская партийная организация» (М., РОССПЭН, 2018) цитировал донесение НКВД о раздражении руководителя метростроя инженера Павла Ротерта вмешательством дилетанта: «Хрущев в этом деле… понимал только одно, что "он должен конкретно руководить"… Даю какое-нибудь распоряжение на шахте, приезжаю на весь день — сделано наоборот. Почему — оказывается, был Хрущев и велел делать иначе».

Верный сталинец

Хрущев в середине и конце 1930-х как типичный сталинский
выдвиженец компенсировал недостаток образования и управленческих навыков четким исполнением указаний сверху и исключительным чутьем. Будущий разоблачитель культа личности в первый период управления Москвой (Хрущев вернулся в столицу в 1949 году) отличился как верный проводник сталинской линии борьбы с любыми колебаниями и репрессий.

На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, давшем старт репрессиям против советской партийно-государственной и военной элиты, Хрущев подвергся атаке. Первый зампред Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Яков Яковлев раскритиковал работу московского комитета партии: «Имеет место атмосфера простодушия, взаимного самовосхваления… которые создают атмосферу безнаказанности для троцкистских агентов иностранного капитала… МК подменил те поиски врагов партии, которых ЦК требовал во всех решениях по проверке партийных документов».

В ответном выступлении Хрущев признал ошибки и пребывание «врагов народа» на ответственных постах и призвал усилить партийный контроль за работой центральных учреждений и предприятий.

Состоявшийся 11 марта 1937 года объединенный пленум Московского городского и областного комитетов партии целиком и полностью одобрил решения пленума ЦК ВКП(б) и обязал «парторганизации и всех коммунистов строго и неуклонно проводить их в жизнь».

В мае 1937-го по решению политбюро из Москвы, Ленинграда и Киева выселялись исключенные из ВКП(б) бывшие оппозиционеры, а также семьи арестованных за антисоветские преступления. 10 июня 1937-го Хрущев направил в ЦК ВКП(б) записку о числе уголовных и кулацких элементов, осевших в Москве и Московской области, оценив его в 43 400 человек. В первую расстрельную категорию включили 8500 человек, остальных — во вторую.

Приказ НКВД №0447 от 31 июля 1937 года был мягче расчетов Хрущева: первоначально лимит по репрессиям в Москве и области определили в 5 тыс. человек по первой и 30 тыс. по второй категории.

К 1 января 1938-го число осужденных в Москве и области достигло 36 813, причем масштаб расстрелов — 8515 человек — значительно превзошел и цифру, обозначенную в приказе НКВД (5 тыс.), и приблизился к заявке в Хрущева (8500). По данным записки комиссии политбюро ЦК КПСС, органы НКВД репрессировали в Москве и области в 1936–1937 годах 55 741 человека. По оценке историка Анатолия Пономарева, к началу 1939 года из 38 секретарей МК—МГК ВКП(б), работавших в 1935–1937 годах, избежали репрессий лишь трое — в связи с назначением на работу в другие регионы страны, из 146 секретарей райкомов репрессиям подверглись 136.

Какую роль в репрессиях играл сам Хрущев? Кирилл Абрамян отмечает: опубликованные документы показывают, что первый секретарь лично не участвовал в работе московских троек, но, например, передавал компрометирующие материалы в НКВД и лично Ежову, направлял наверх документы с предложениями об арестах руководящих работников Моссовета и обкома партии, наконец знакомился с материалами следствия и посещал арестованных.

«Ходили мы и проверяли тюрьмы. Это была ужасная картина. Помню, зашел я в женское отделение одной тюрьмы... сидела там одна очень активная и умная женщина — Бетти Глан (директор ЦПКиО им. Горького.— “Ъ”) Говорит: "Товарищ Хрущев, ну какой же я враг народа? Я честный человек"... Зашли в мужское отделение. Тут я встретил Трейваса (секретарь Калужского горкома). Трейвас тоже говорит мне: "Товарищ Хрущев, разве я такой-сякой" Я тут же обратился к Реденсу (начальник управления НКВД), а он отвечает: "Товарищ Хрущев, они… просто врут"».

Как относился Хрущев к арестам своих недавних товарищей, людей, с многими из которых он был лично знаком? «У меня лично были арестованы два моих помощника. Рабинович занимался общими вопросами, а Финкель строительными делами. Оба — исключительно честные и порядочные люди. Я никак не мог допустить даже мысли, что эти двое, Рабинович и Финкель, которых я отлично знал, могут быть действительно "врагами народа". Но на всех, кого арестовывали, давались "фактические материалы", и я не имел возможности их опровергнуть, а только сам себя тогда ругал за то, что близкие мне люди оказались "врагами народа"»,— писал он впоследствии.

А в 1937 году первый секретарь Московского комитета гневно обрушивался на «врагов народа», рассказывает в своей книге Кирилл Абрамян: «Мы должны уничтожать мерзавцев, предателей, где бы мы их ни вскрыли. Если мы рубим врагу его змеиную голову, то спасаем тысячи жизней рабочих, колхозников, трудового народа нашей страны».

Яркая деталь времени: когда сын Хрущева Леонид женился на дочери того самого калужского Трейваса, отец в ярости разорвал свидетельство о браке.

Вероятно, он очень опасался, что его могут арестовать. Показания о его поддержке оппозиции дали несколько знакомых Хрущева по прежней работе в Донбассе и в Харькове. Например, о том, что он высказался в 1924 году против переименования Юзовки (нынешнего Донецка) в честь Сталина. «На Никиту Сергеевича имелся определенный компромат, о котором доложили вождю, но тот по какой-то причине не дал ход делу»,— пишет Кирилл Абрамян.

Москва хрущевская

За годы работы Хрущева вторым, а затем первым секретарем Московского городского и объединенного комитетов ВКП(б) Москва сильно изменилась.

Центр города преобразился и принял вид, близкий современному: место купеческих особняков и двух-трехэтажных домов занял сталинский ампир. Одновременно на тогдашних окраинах столицы, рядом с третьим транспортным кольцом и нынешним МЦК, активно возводили новые заводы («Калибр», «Фрезер», «Станколит») и реконструировали действовавшие (авиазавод в Филях и АМО, переименованный в завод им. Сталина). Снижение притока приезжих и строительство современных для тех лет конструктивистских кварталов позволило части горожан перебраться из бараков и подвалов в коммунальные, но все же благоустроенные квартиры с канализацией, душем и горячей водой. Впрочем, в них по-прежнему жило меньшинство москвичей — ждать «хрущевок», давших личное пространство миллионам советских людей, пришлось еще два десятилетия.

Обновился транспорт: в 1932 году на всю Москву приходилось всего 268 автобусов, подавляющее большинство пассажиров — более 97% — перевозил трамвай. В конце 1933-го Хрущев и Булганин запустили первую троллейбусную линию от Тверской заставы до моста Окружной железной дороги у Стрешнева. В 1934 году по столице курсировали уже более 400 автобусов и несколько троллейбусов, но трамвай оставался безоговорочным лидером, перевозя 95% пассажиров, на автобус приходилось 4,6%, а на троллейбус — символические 0,2%.

Ситуация существенно изменилась с запуском метро и развитием сети наземного транспорта в 1935–1937 годах. Тогда, в последний год работы Хрущева в Москве, доля трамвая снизилась до 81%, 9% горожан пересели на автобусы, 7% — на метро, еще 3% пользовались троллейбусами. К концу 1936 года по Москве курсировали уже около 600 автобусов и более 200
троллейбусов.

Столица СССР к моменту перехода партийного «отца города» на новую работу преобразилась. Ее можно назвать городом контрастов: современные конструктивистские кварталы и монументализм сталинского ампира соседствовали с памятниками старины, бараками и самостроем, а широкие асфальтированные проспекты и станции-дворцы метро — с узенькими улочками и грязью окраин. Тем не менее многие гости столицы, увидевшие ее центр и спустившиеся в подземные дворцы метрополитена, воспринимали социалистическую Москву как город мечты.

Благодаря доверию Сталина работа в Москве стала для Хрущева карьерным трамплином: в январе 1938-го его назначили первым секретарем ЦК компартии Украины, второй по численности населения и значимости республики СССР. Личное знакомство со Сталиным позволило ему войти в ближайшее окружение вождя и участвовать в борьбе за власть после его смерти в марте 1953 года.

Павел Аптекарь