Тайн Волосожар и Транькова не расскажу - «Спорт»

Пятикратный чемпион мира в парном катании Робин Шолковы в эксклюзивном интервью «Газете.Ru» рассказал о том, как ему работается тренером в России, почему он не хочет выдавать секреты Волосожар и Транькова немецким коллегам, и заверил, что дружелюбный характер не помеха в достижении спортивных целей.

Наша встреча состоялась на московском катке «Вдохновение», где тренируется группа Нины Мозер. И где член ее тренерского штаба Робин Шолковы, судя по всему, чувствует себя как дома.

«Стиль «все на колени» — это не мое»

— Вы выглядите довольным вашей новой тренерской жизнью.

— Так и есть. Во-первых, всегда приятно, когда люди, с которыми ты работаешь, делают свое дело хорошо. А наша молодая пара Евгения Тарасова и Владимир Морозов, одна из двух, с которыми я работаю, сейчас показывает очень хорошие результаты.

Честно говоря, пока не чувствую себя тренером в полной мере. Ведь я закончил кататься всего полгода назад. И чтобы стать тренером, нужно еще сто-о-олькому научиться. Какие-то вещи являются для меня совершенно новыми. Ведь эта работа не ограничивается только ледовой частью. Ты должен уметь организовать весь процесс. Взять двух людей и сделать из них команду — это вообще большой труд. Поэтому для себя я определяю работу с Женей и Владимиром так: я помогаю им и поддерживаю их. Но пока не ощущаю себя таким тренером-тренером.

И вы совершенно правы: я рад, что принял решение работать в России. Команда, которая собралась вокруг Нины Мозер, как большая семья. Если мне что-то нужно, я могу поговорить с любым человеком, и каждый готов помочь с любой мелочью. Для меня работа в большой команде — это новый опыт. И мне это очень нравится.

— Вы не только помогаете спортсменам на тренировках, но и выводите их на лед. Это совершенно особенная и очень непростая часть работа. Нужно найти правильные слова, для каждого свои, и т.д. Для вас было сложно освоиться в этом жанре?

— Про правильные слова вы очень верно подметили. Нужно моментально понять, в каком спортсмен настроении. Иногда ведь ты на самом деле можешь чувствовать себя паршиво. И если в таком состоянии кто-то подойдет к тебе и начнет «накачивать»: давай, ты должен, еще, то дело запросто может закончиться ссорой и словами «я ухожу».

На мой взгляд, это самая сложная часть работы. Порой видишь, что твои ученики делают что-то неправильно. Но не знаешь почему. Может, у них проблемы на льду, а может, дома? Вариантов масса. И люди в команде далеко не всегда движутся вместе и вперед. Иногда получается так, что они начинают работать друг против друга. И ты должен взять на себя контроль над процессом.

Для себя я выбрал такой путь: я не приказываю, а выражаю мнение, объясняю, как сделал бы сам. И разговариваю с ребятами как со взрослыми. Потому что они такие и есть. А взрослые люди знают и зачем они хотят тренироваться, и зачем к ним пришел я.

— Насколько я успела заметить, ваши отношения с подопечными носят довольно неформальный характер. Там есть место и шуткам, и подколкам. Вам когда-нибудь приходится включать «Робина Шолковы, пятикратного чемпиона мира»?

— Вот так? Эй, я Робин, все на колени передо мной. (Улыбается.) Я никогда не ошибаюсь, а все мои слова — это истины. (После паузы.) Нет, я никогда так не делаю. Если честно, это вообще не мой стиль.

Понятно, что всем нравится иметь немного славы и признания. И мне тоже было страшно приятно, когда на московском этапе Гран-при люди улыбались мне и просили сфотографироваться или автограф. Это такой шлейф от моей карьеры спортсмена. Но теперь я выхожу на лед в другом качестве и прекрасно понимаю, что мне предстоит очень многому научиться.

Что касается ребят, у меня есть ощущение, что они слушают и слышат, что я хочу до них донести. И очень хорошо понимают, что нужно сделать, чтобы добиться поставленных целей.

— Нина Мозер всегда очень добра с журналистами и с большим уважением относится к нашей работе. А какова она в роли босса?

— Точно такая же. Знаете, что меня в ней больше всего поражает? Она знает абсолютно все. Можно спросить у нее про отель или про перелет, и она расскажет интересующие тебя детали. Не понимаю, как ей это удается. Но это работает. Она для команды как большая мама, которая является центром этой семьи.

Думаю, Нина выбрала очень правильный путь — вести всех за собой. Лично мне очень нравится этот стиль. Она общается со всеми, ее интересует, кто в каком настроении, как дела в семье и т.д. Так она понимает, что происходит с тем или иным человеком, и может в соответствии с этим строить работу в конкретный момент.

«Мы с Аленой перестали работать как взрослые люди»

— Это, возможно, самый популярный вопрос к вам, но все же… Выбрав тренерскую карьеру, почему вы не остались помогать в качестве ассистента своего бывшему наставнику Инго Штойеру с Аленой Савченко и ее новым партнером, а предпочли отправиться в другую страну?

— Ну саму историю вы знаете: я решил закончить, Алена Савченко решила искать нового партнера, потом мне поступило предложение из России. Так вот в тот момент у меня даже мысли не было остаться в Хемнице. Скажу честно, конец нашего совместного пути с Инго и Аленой был не самым приятным периодом. И я думаю, нам просто нужно провести какое-то время порознь.

Никогда не говори «никогда». И возможно, однажды мы снова поработаем вместе. Никто не молодеет, и людям нет смысла воевать друг с другом. Но сейчас у каждого из нас своя отдельная жизнь.

— Так получилось из-за неудачи на Олимпиады в Сочи? Ведь третье место не то, за чем вы с Аленой туда ехали.

— Нет. Сошлось много факторов. И в какой-то момент мы просто перестали работать как взрослые люди. Мы были как…

— Подростки?

— Что-то вроде того. Но это было странно. И это была уже не вполне командная работа, вот в чем проблема. У нас были большие успехи и великолепные воспоминания. Но где-то в процессе мы потеряли это командное взаимодействие и ощущение веселья, удовольствия.

— То есть не напряжение возникло из-за олимпийского результата, а скорее он стал следствием сложившейся ситуации?

— Да. Лично я для себя еще год назад решил, что Олимпиада в Сочи будет моим последним турниром. Я не мог бы остаться ни при каком раскладе. Да, мне очень нравилось кататься. Но я уже давно знал для себя, что должна быть и другая жизнь. И мне больше не нужны соревнования. А Алена захотела остаться в спорте. Два разных мнения. Оставалось только сказать «окей» и разойтись.

— И тем не менее после Олимпиады вы поехали еще на один чемпионат мира, где завоевали свою пятую совместную золотую медаль. Ради чего?

— Думаю, у каждого из нас троих были свои причины. Возможно, Алена и Инго поехали в Японию потому, что не хотели заканчивать с третьим местом на Олимпиаде, стремились показать всем, что мы можем выступить лучше. Лично я поехал на тот чемпионат мира, чтобы получить удовольствие. Понимаете, на Олимпиаде мы были предельно сфокусированы на одной-единственной цели. Я до сих пор считаю, что у нас были шансы победить, даже если бы Таня Волосожар и Максим Траньков откатались чисто. Мы были на одном уровне, и судьбу золота при чистых прокатах решали бы судьи. Но, как вы знаете, мы с Аленой допустили несколько ошибок. И все было кончено.

Но на чемпионате мира я мог себе позволить в последний раз насладиться самими соревнованиями. Я не думал ни о результате, ни об элементах. А получал удовольствие от процесса: выхода на лед, ожидания оценок в уголке слез и поцелуев, пресс-конференций — от всего. От того, что был частью немецкой сборной. Моя жена приехала посмотреть на эти последние соревнования. Словом, там было столько позитивных эмоций. Сейчас я думаю, что поехать на тот чемпионат мира было на самом деле очень правильным решением.

— Вы, без сомнения, знаете, что у ваших бывших коллег сейчас непростой в профессиональном смысле период. В прессе писали даже, что Савченко с новым партнером ушла от Штойера к другим тренерам. В качестве причины чаще всего называют деньги, поскольку Инго не имеет права получать господдержку и эту возможность, несмотря на давление общественного мнения, ему так и не вернули. Хотя когда вы катались у него, ситуация была точно такой же и вас поддерживали частные спонсоры. У вас есть соображения, что случилось между ними на самом деле?

— К сожалению, я, как и вы, знаю об этой ситуации только из газет. Поэтому могу только гадать, в деньгах ли дело или в чем-то еще.

Что касается нас, там действительно был частный спонсор. Но ситуация в целом была намного проще. Французская сторона, как говорят, не хочет давать Бруно Массо разрешение выступать с Аленой за Германию. И как я слышал, им сейчас нельзя выступать не только на соревнованиях, но даже в шоу. В таких обстоятельствах крайне сложно найти спонсоров. Если у тебя нет стартов, то нет и возможности заработать призовые. И в шоу приглашают обычно, когда ты достиг определенных результатов.
«Секреты Волосожар и Транькова немцам не расскажу»

— Сейчас довольно часто приходится слышать о кризисе парного катания, которое как будто отстает от других видов. Не так много новых имен, соответственно, страдает интрига. По миру все чаще отменяют соревнования в парах на небольших турнирах. Вас это настораживает?

— На самом деле я нахожу этот сезон довольно интересным. После Олимпиады всегда наступает что-то вроде торможения. Какие-то пары распадаются, тренеры уходят, появляются новые. Образуется новая ситуация. И это хороший шанс для молодых быстро выйти на новый уровень.

Что касается перспектив парного катания в целом, я не уверен, что нынешние правила так уж идут ему на пользу.

Вы тоже наверняка замечали, что все делают примерно одинаковые вращения или поддержки. Все стремятся сделать их на четвертый уровень, хотя на деле не всегда могут потянуть и третий. Выглядит это, конечно, не очень. Иногда я скучаю по тем временам, когда можно было пробовать делать что-то свое. Понятно, что есть обязательные элементы — прыжки и выбросы. Но у каждой пары свои сильные стороны. Однако в нынешней системе правил и оценок трудно развиваться в этом направлении.

— В одном из интервью вы сказали, что не собираетесь, работая в России, раскрывать секреты немецкого парного катания. И в Германии, соответственно, не будете рассказывать о секретах, к примеру, Волосожар и Транькова. Как вы собираетесь осуществлять это на практике, учитывая, что тренерская работа — это и обмен опытом в том числе?

— У меня некоторые соображения на этот счет. (Смеется.) Я на самом деле не собираюсь рассказывать где-то еще о том, как именно работают Таня и Максим, сколько раз они тренируются и с кем. Точно так же, как не буду говорить о том, как мы тренировались с Аленой.

Просто я суммирую весь опыт в своей голове, делаю выводы и говорю ученикам: мне кажется, надо попробовать сделать вот так. Но никто никогда не узнает, это я так делал с Аленой, или Таня с Максом, или кто-то еще.

На этапе в Москве кто-то из немецкой делегации попытался задать мне вопрос: а как работают русские? Что я могу на это ответить? Они работают! Это в принципе главный секрет.

Посмотрите, например, на Николая Морозова. Он работал более-менее со всеми. И мне кажется, это единственный путь сохранять в себе способность воспринимать что-то новое. И в процессе понимать, какие вещи работают, а какие — нет.

— У вас есть планы работать не только с парами, но и с одиночниками или танцорами?

— Не знаю насчет танцев. Я как-то совсем не представляю себе, что там происходит.

— Они иногда приглашают специалистов из парного катания, например, для консультаций по поводу поддержек.

— Да, как и для работы над вращениями. Хотя и в этих элементах есть, конечно, разница. Я бы не стал исключать никаких возможностей. Если попросят помочь почему нет? Просто в парном катании я чувствую себя как дома. Могу разглядеть что-то и дать подсказку или оценку, даже если говорю с кем-то и смотрю на каток вполглаза.

Но мне сложно сказать, достаточно ли я компетентен, чтобы учить фигуриста делать, например, четверной прыжок. Поскольку я сам никогда в жизни его не делал. Как и каскад тройной аксель — тройной тулуп, например.

— Многие люди отмечают вашу доброжелательность. В спорте, сфере очень конкурентной и часто очень жесткой, вам такой характер не создавал дополнительных сложностей?

— Для меня это никогда не было проблемой. В спорте, как и в обычной жизни, есть разница между мальчиками и девочками. Вы, девочки, иногда ведете себя как кошки. (Изображает занесенную для удара лапу с когтями.) У парней все








иначе. Там все знают свое место, понимают, когда есть кто-то лучше тебя.

Знаете, это на самом деле очень забавно. На соревнованиях все всегда предельно сконцентрированы. Люди, конечно, общаются, но это всегда очень-очень краткие беседы. Но после стартов мы часто собирались в отеле или баре. Это нельзя назвать настоящей дружбой, скорее я бы сравнил эти отношения с теми, что бывают между членами большой семьи.

Даже с Таней и Максом так было. Конечно, последние два года перед Сочи было сложнее по понятным причинам. Но я всегда знал, что после Олимпиады все изменится. Теперь нам больше нечего делить.

Есть спортсмены, которые на льду ведут себя так: эй, это мой каток! И ты должен подвинуться, если я пришел, смотреть и восхищаться. Но я никогда не был таким. Для меня все эти вещи никогда не играли роли. Ведь побеждает все равно тот, кто лучше откатает программы.